Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]
— Кандалы на этого бандита! — скомандовал старший полицейский.
Щелкнули наручники, и меня бросили на пол.
Терять мне было нечего, кроме жизни, и я крикнул:
— Что вы делаете, черт вас возьми? У вас здесь всех туристов встречают таким образом?
Удар в нижнюю челюсть прервал начало моих дипломатических переговоров. Кончиком языка я успел ощутить, что один из моих зубов начал шататься. Полицейские встряхнули меня и поставили посредине комнаты. Старший чин важно уселся в качалку.
— Как ты очутился здесь, Карнеро? — очень мирным голосом спросил старший, и в то же мгновение выстрел над моим левым ухом заставил меня поднять глаза к потолку.
— Если я оглохну, то не буду в состоянии слышать ваши вопросы, джентльмены, — резонно заметил я, готовясь к тому, что сейчас начнут палить над моим правым ухом.
— Отвечай, бандит, как ты очутился здесь? — опять прозвучал мирный вопрос. И я не ошибся: выстрел треснул справа.
Бешенство поднималось во мне, как ртуть в градуснике, выставленном на солнцепек.
— Стреляйте до ста раз, черт бы вас укусил! — выругался я любимой поговоркой Тильбоя. — Мне нравится ваша манера знакомиться. Отведите меня к консулу… Полицейские захохотали.
— Вот притворщик!..
Старший встал против меня и сказал:
— Ну слушай! Я, начальник полиции Педро Мураньес Дель-Дронзо, обвиняю тебя, бандита Карнеро, ты же и Диг Альварец, ты же и Ник Тильбой, обвиняю в бесчисленных злодействах, грабежах и убийствах, из которых последнее — убийство доктора Томаса Рольса, в доме которого ты сейчас задержан. Обыщите его.
Если бы меня попеременно опускали в кипяток и ледяную воду, это произвело бы на меня меньшее впечатление, чем известие об убийстве Рольса…
— Но я не знаю никакого Карнеро… Я Сэм Пингль, — забормотал я, путаясь в словах от неожиданности. — Да, я знавал Тильбоя…
— Замолчи, негодяй, или я прикажу бить тебя, — тихо сказал старший. — На тебе одежда Карнеро. Вот его бисерный кошелек, известный всем сыщикам от Эль-Пазо до Достерро. И ты еще смеешь отрицать, что ты есть ты?
— Боже мой! Неужели Рольс, племянник профессора Мильройса, убит? — прошептал я, окончательно каменея от ужаса.
— Ты сам все увидишь, убийца, — услышал я. И меня повели.
III
Комната Рольса, где, по-видимому, произошло убийство, произвела на меня потрясающее впечатление. Пол был облит кровью, ею же забрызганы стены. Страшная борьба происходила между Рольсом и убийцей. Стулья, этажерки с посудой, столик с книгами — все было перевернуто, опрокинуто, растоптано. Графин с водой валялся на полу, пробка выскочила, и вода вытекла ровно наполовину. В луже лежали бронзовые часы-будильник с разбитым стеклом. На подоконнике я увидел окровавленный молоток и тоненькую узкую бритву.
— Я расскажу тебе, как ты тут хозяйничал, — мрачно сказал мне дель-Аронзо, — и тебе нужно только согласиться, что я прав. Доктор сидел и читал перед столиком. Ты подкрался сзади и ударил его молотком, но не рассчитал, что сеньор Рольс сильнее тебя. Он схватил тебя. Ты его ударил еще раз, но он вырвался, побежал, а ты за ним, нанося удары. Вот эта бритва закончила остальное…
— Покажите мне бедного доктора Рольса, — отозвался я.
— Ах, какой хитрый! — скрипнул зубами дель-Аронзо. — Но ведь это твоя манера — топить жертву после убийства, прятать концы в воду. Пойдем. Ведите негодяя!
Мы спустились по задней узкой лестнице, где на ступеньках были видны капли крови.
— Вот здесь ты тащил труп сеньора, — произнес дель-Аронзо, толкая меня вниз и не давая опомниться. — На пороге ты отдохнул от трудной работы и…
Дель-Аронзо распахнул дверь в чудесный тропический сад. Деревья цвели и благоухали. Страшно было подумать, что в этом земном раю могло совершиться преступление.
На дорожке, посыпанной морским песком и мелкими раковинами, ясные следы показывали, как убийца тащил труп Рольса.
— Ara! — воскликнул радостно дель-Аронзо, наклоняясь и поднимая с дорожки белую перламутровую пуговицу. — Вот и еще лишнее доказательство, почему мы на лестнице видим слабые следы крови, а здесь совсем не видим. Ты обескровил труп в комнате, завернул его в докторский халат, может быть, в два-три, и поволок здесь по дорожкам.
Это было чудовищно и не имело ни малейшего отношения ко мне. Первое впечатление кошмара смягчилось, и я начал обретать известное спокойствие. Я спросил:
— Сеньор начальник полиции, куда же направлялся убийца?
— Не спеши, Карнеро, — добродушно отозвался дель-Аронзо.
Тропинка вела в сторону от дорожки к крутому обрыву. Внизу тихо плескались волны.
— Здесь девяносто футов глубины, и молодые акулы любят это местечко, — задумчиво сказал мне дель-Аронзо. — Склони голову перед местом вечного упокоения твоей жертвы и отправляйся в тюрьму. Там у тебя будет немного времени помолиться о спасении твоей преступной души.
— Одну минуту, сеньор, — серьезно сказал я. — Это же недоразумение, ошибка. Я Сэмюэль Пингль, баковщик с «Буксуса», третьего дня потерпевшего крушение у мыса Луки.
— Очень интересно, — иронически улыбнулся дель-Аронзо. — Дальше.
— Я очутился здесь, чтобы разыскать слугу доктора Рольса, моего знакомого Вандока.
— А тебя не интересовал сам сеньор Рольс? — спросил дель-Аронзо.
— Да, интересовал.
— Слава богу, хоть раз ты сказал правду. Ангелы отпустят тебе за это одну сотую твоих грехов. Но остальных девяносто девяти сотых хватит, чтобы ты мучился в аду до светопреставления. И что ты мне болтаешь о слуге сеньора? Ведь ты сам и служил у сеньора доктора… А как ты назывался, мне все равно…
— Но тогда как же?… — воскликнул я и замолчал.
Бесполезно было сейчас рассказывать полицейскому всю цепь событий, приведших меня к месту трагического убийства доктора Рольса. — Отправляйте меня в тюрьму, сеньор, — наконец вымолвил я, — и немедленно же сообщите консулу. Я должен его видеть.
— Придется сообщить консулу, — согласился дель-Аронзо. — Что касается моего мнения, то я бы повесил тебя сейчас же на длинной веревке, спустив с этого обрыва. Но это была бы самая легкая кара за все твои преступления. Марш! Ведите арестанта!
Полицейские, окружив меня, щелкнули револьверами, и мы тронулись в тюрьму.
IV
В сырой каменной крысиной норе, куда меня втолкнули, я провел два дня. Кормили меня похлебкой, в которой плавали бобы и остатки странной дичи, имевшей при жизни одновременно и чешую и перья. Тут же на соломе лежали старики, отчаянно ругавшиеся из-за каждого пустяка. Они мне мешали сосредоточиться. Я прикрикнул на них довольно сердито. К моему удивлению, они неожиданно замолчали.
